– Именно, мой доблестный Сам. И к тому же, иначе вы с сим многочисленным семейством не встретились бы, и еще один важный выбор остался бы не сделанным. И кстати, об овирах…

Нефритовый Государь повернул голову в сторону матери, покорно ожидавшей решения своей участи у кромки воды.

– Ты пережила свои прегрешения, милая. Ты свободна.

И не успел затихнуть последний звук его слов, как шкура со щупальцами, стрекалами и прочими конечностями, которым и названия еще не придуманы [250] , опала – и на Белый Свет, коленопреклонённая в воде, появилась женщина в сари.

– Мама!!!..

– Тёща… – пробормотал Чи Тай, потоптался, сомневаясь, уместным ли будет его присутствие среди детей в такой радостный час, но, подпихнутый в спину менее удачливым Чи Паем, поспешил деликатно пристроиться за задними рядами.

Лукоморцы загомонили, кто утирая слезу, кто пожимая плечами:

– Подождите… ничего не понял!

– Что там было?

– Разве овир – не полумифическое вымирающее животное?

– Что произошло?

– Какие прегрешения?

– У всей семьи?! При чем тут детки-то?

– Начну по порядку, – заговорил Государь, и голоса тут же стихли. – Овир – действительно вымирающее животное, очень полезное в некотором отношении. Мои коллеги часто применяют его, когда надо разделить враждующие стороны людей. Но последнего, увы, извели почитатели Памфамира-Памфалона…

Иван и Серафима переглянулись, вспоминая давнее летнее путешествие за Жар-птицей, во время которого они познакомились.

– …и когда мне понадобились такие защитники пределов, я одолжил человеческую пару, превращённую за свои прегрешения бхайпурским божеством Двахалвахандрой в овиров.

– Но дети!.. – не унималась боярыня Настасья. – Детушек-то за что мучить?!

– Никто их не мучил, – чуть обиженно насупился Государь.

– И значит, еще где-то папа тут имеется? – Гена, почти достигший шкуры, настороженно остановился.

– Отца я отдал другому соседу для этих же целей. Разрушения семьи тут не было, не волнуйтесь: женщина и дети были только рады. Это запутанная семейная история, которую поведать вам я не вправе. Спросите у них самих, если станет достаточно любопытно.

Настасья, Серапея и Фигура потупились.

– Ну и по бхайпурским поверьям дети несут грехи родителей своих, пока не искупят – поэтому Двахалвахандра настоял, чтобы… – Нефритовый Государь повёл плечом – и нахмурился.

– Постойте. Это же получается, что я брал у Двахалвахандры двух овиров… которых теперь, когда надобность в них отпала, не смогу вернуть? Ай-ай-ай, какая потеря лица, как неудобно, как не по-соседски!..

Небо над берегом закрыли невесть откуда явившиеся тучки… и вдруг снова пропали.

– Хотя погодите! – просиял вместе с солнышком Государь. – Отчего не могу? Ну-ка, ну-ка…

Он покрутил головой, изящно указал пальцем на лес – и духи сторон света сорвались с мест и исчезли среди деревьев. Но не успели лукоморцы понять, что происходит и самое главное, с кем, как все четверо воротились, таща в руках и когтях отчаянно выворачивающихся Ка Бэ Даня и Хо Люя.

– Не волнуйся, дорогой мой Двахалвахандр. Долг платежом красен, – благодушно улыбаясь, произнёс Нефритовый Государь.

В тот же миг шкура матери в руках Гены с треском, дымом и искрами разорвалась надвое. Обе половины обвили закаменевших от ужаса вотвоясьцев. Закаменевший от ужаса сабрумай тихо икал, вспоминая, есть ли у души-Наташеньки в запасах что-нибудь медицинское для успокоения нервов, желательно много водки.

– Тысяча сожалений, о премного учёный муж Ге На Да.

Государь развёл руками, кивнул – и День Но Чуй и Жи Ши подхватили свежеиспеченных овиров и взвились в небо, уносясь в сторону Бхайпура.

– Передавайте бескрайнюю благодарность моему доброму другу Двахалвахандре! Бутылочка нефритового нектара – с меня! – тепло крикнул он вслед, помахал рукой – и снова обратил внимание на смертных.

– Моё пребывание в вашей замечательной компании заканчивается, увы, – вздохнул он. – Дела, дела… Что я еще не успел? Ах, да. Дочь… управителя О и прочие дела сердечные. Обожаю! К тому же, сегодня я назначил день выборов, так что сам Нефритовый Государь велел, как говорится. А то пока дождёшься, когда кое-кто из смертных свой выбор естественным путём сделает – никакого бессмертия не хватит!

– А как же, о ваше ослепительство, невмешательство в дела смертных… прямое? – невинно полюбопытствовала Серафима.

– Я стараюсь придерживаться этого правила, – степенно кивнул Государь. – Но все ли, к примеру, твои старания, о царевна Се, увенчиваются успехом?

– Только те, над которыми я очень стараюсь.

– Вот и я о том же, вот и я о том же…

Нефритовый Государь кивнул – и оставшиеся духи света исчезли, а через миг появились с управителем, его сёстрами, Лепестком и боярынями.

– Итак, день выборов, день выборов!.. – Нефритовый Государь хлопнул в ладоши, и в воздухе зазвенели незримые хрустальные колокольчики, разгоняя неуверенность, отпугивая сомнения и воодушевляя на подвиги.

– Иногда подвиг – это не махать мечом одному против сотни, а всего-то лишь сказать одно-единственное нужное слово в нужное время, – словно читая мысли Серафимы, прошептал Государь и лукаво подмигнул. – Смотри, что будет.

И посмотреть было на что.

Едва приземлившись, О Ля Ля, не оглядываясь на родню, бросилась к Чи Хаю. Впрочем, на родню ей оглянуться в кои-то веки стоило бы – чтобы поучиться, потому что, приподняв полы халата, О Ду Вань, едва не быстрее своей бедовой племянницы, мчалась к Дай У Ма, оставив позади ошарашенную сестру и брата. Но вряд ли кто-то мог потягаться в скорости с Наташей, пронёсшейся мимо Агафона – прямиком в объятья Гены.

– Живой!..

– Я тоже живой, между прочим, – уязвлённо заявил его премудрие – но услышан целевой аудиторией был вряд ли: всхлипы боярышни и растерянно-счастливые восклицания учёного мужа заглушали все звуки в округе.

Лариска, не зная, что ее толкает, сделала было шаг к Демьяну… но упрямо остановилась и опустила глаза. Все ее попытки обратить на себя внимание, все советы бабушки и приятельниц, все неудачи и разочарования точно превратились в чугунные гири на ногах, не дающие сделать ни полшага. Нет. Не пойду. Зачем? Хватит! Не хочет – как…

…как что-то большое и грузное едва не сбило ее с ног – но подхватило на руки и прижало к мягкой широкой груди. Ведь сегодня был день выборов, хотели люди того или нет.

– Прости болвана, Ларисушка… Туп был да слеп… Люба ты мне… Коли примешь… коли в мужья возьмёшь… Счастливее человека ни в Лукоморье, ни в Вотвояси не сыщется. А коли прогонишь… так сам виноват… Дурак пустоголовый…

Лариска – словно нечистый за язык дёргал! – хотела было сказануть в ответ какую-нибудь резкость или колкость, а еще лучше – гадость: зря, что ли, столько нервов потрачено, слёз пролито, денег изведено на наряды да кулинарные книжки! – но опять не смогла. "День выборов, день выборов!" – звенели хрустальные колокольчики, пело солнышко на небосводе, чирикали птички над головой, журчала речка и плясало озорными искорками в прищуренных очах Нефритового Государя. – "День выборов, день выборов!"

– Да прощу конечно… и в мужья возьму… Ничего, что дурак – был бы человек хороший, – вздохнула счастливая боярышня и обняла объект своих мечтаний под умильные охи женщин.

– Как славно, как прекрасно! – сияя, Нефритовый Государь обмахивался веером из солнечных лучей и восточного ветерка. – Ну да о чём это я? Ах, да. О новом мироустройстве моей провинции.

Мужчины навострили уши [251] .

– Говорите помедленнее, пожалуйста! Я записываю! – только теперь Дай У Ма осмелился выкрикнуть что-то, отличное от непрерывных восхвалений – но тут же хлопнулся лбом о гальку [252] .

– Кто с сегодняшнего утра управляет ей, разберётесь сами, – принялся загибать пальцы Государь. – Река, только обычная, останется. Через нее построите мост, и будете с соседями торговать… или воевать – как получится. Войска Ка Бэ Даня могут уйти домой, а могут остаться: Я Синь Пеню небольшая армия не помешает. Деревья с драгоценными камнями останутся – пока не скончаются своей смертью, прожив обычным сливам или туям причитающийся срок. К этому времени ясиньпеньцы должны научиться жить без рубинов, падающих с неба, и котлет, гуляющих по улицам. Живите долго, живите мирно, но обидчикам спуску не давайте. Впрочем, решайте сами. Я вмешиваться не стену. Напрямую. Ну и если мои дорогие гости из Лу Ко Мо захотят ненадолго остаться – поучить моих подопечных ремёслам, житью-бытью… то не пожалеют. Что еще?